И. П. Галахов — М. Л. Огаревой

ГАЛАХОВ, Иван Павлович (1809 —  1849), сверстник и приятель Герцена, Ога­рева, Грановского, характерный тип человека «сороковых годов», любил Марию Львов­ну Огареву — жену своего друга; означенная переписка относится к разгару романа, начавшегося в 1841 г. летом, за границей, и длившегося около года.


18 июля 1841 г.


Моя милая, добрая, увлекательная Мария, как мне грустно быть вдали от вас! Я твержу вам об этом со дня отъезда. Мне кажется, что разлука с вами еще Ни разу не мучила меня так. Обнимаю ваши колени. Вы выказали мне столько привязанности, внимания и интимности, что эта роскошь сделалась для меня не­обходимостью и что я принужден отказаться от нее. Но зачем же удаляться, почему не оставаться вместе?.. Гм! — потому что ко всему примешивается противоречие, и потому что я не могу выносить его еже­дневно, не подвигаюсь ни в ту, ни в другую сторону. Иногда я испытываю то сожаление — долгое, хотя для­щееся миг, — которое чувствует, может быть, изгнан-
ник, когда перед ним убегает его родная страна, а он вынужден искать новое отечество. Вы, столь хрупкая, столь юная, то шаловливая, веселая, то груст­ная или унылая, — вы могли бы быть для меня стойкой опорой: человек обеспечен во всем, когда удовле­творена его главная потребность. Между тем нужно уйти, нужно искать других симпатий, новых интересов и связей, когда вовсе этого не хочется, когда хотелось бы только продолжения старых. Вы не скажете, что это сделка с самим собою или пустые бредни, — вы поймете, что, по крайней мере, для одной стороны, это — невозможность и справедливость, и вместе жер­тва. Но сколько боли во всем этом! ………………………………………………………………


Я еще не могу освоиться с мыслью, что мы расстанемся надолго, и меня охватывает желание бросить­ся к вам или крикнуть вам: вернись и останься! Страшно подумать, что время отдалить нас друг от друга, что мы состаримся и охладеем и будем искать иных отношений и переделывать старые. Но что де­лать?! Люди и жизнь так странно устроены; кажется, будто второстепенные интересы одерживают верх над высшими, но в действительности высшие одер­живают верх над теми. Я боюсь рабства и лжи; свобода и честность легко подвергаются опасности. Может быть, вам будет скучно читать мою бол­товню, но вы поймете, что я хотел сказать вам толь­ко, что много люблю вас, что вы очаровательны, что мне недостает вас, что без вас меняется цвет вещей, что я тоскую по вас, Мария, что любовью меня подкупают бесконечно, что, оставаясь один, я должен призывать на помощь все свое мужество, чтобы жить, что мне безумно хочется вас видеть. Я хоть немножко стою вас и так смешон, что воображаю, что хоть горько, но надо мне вас убегать; какая глупость! А так хочется быть с вами много-много, долго-долго! Бросьте лечиться, приезжайте в Москву!


* * *


Ночью, 18 августа 1841 г.


Я спешил сюда, чтобы найти от вас весточку, Мария, и сегодня получил ваши два письма. Их содержание кипит и клокочет и заливает меня, как волны моря, которое я только что покинул; но я не в силах справиться с ним и выхожу из него не укрепленный, а сломленный. Чтобы ответить на это излияние, источник которого в нашем взаимном влечении и взаимном лишении, надо было бы все ска­зать, все объяснить, убедить и столковаться с полной ясностью и искренностью, а для того, чтобы это объяснение было действительным и удовлетворило нас, оно должно было бы сопровождаться превращением желания в добровольное самоотречение и личного чув­ства — в культ общих идей и чувств; или же ничего не сказать, фактически подать руку друг другу, при­жать друг друга к груди, любить и идти так в жи­зни и умереть, если можно, вместе в безумстве вос­торга. Ни тот, ни другой ответ, по-видимому, невозможен. Но как остаться безмолвным в виду всего, что содержат ваши страницы? В сущности, нам не о чем рассуждать  и  не о чем  объясняться,  кроме нашего взаимного отношения, потому что, столковав­шись о нем, мы бы, думаю, легко согласились во всем прочем. Но именно этого нет, и мы бродим вокруг вещей и принципов, чтобы найти, по крайней мере, разумное основание для этих отношений и поступков. И это законно, потому что не надо действо­вать безумно или по капризу, надо сохранить остаток рассудительности и воли, надо знать, для чего наси­луешь и мучишь сея. У вас немного запутана голова, а у меня немного запутаны сердце и чувства, поэтому вы не будете последовательны в ваших мыслях, что­бы не слишком страдать сердцем, я же не буду последователен в требованиях сердца и чувств, чтобы Не слишком страдал мой ум.  Отдаться мужчине, говорите вы, столь же предосудительно, как выпить стакан шампанского. Вы правы: это столь же есте­ственно, если бы последствия не были иные.  Стоит мне пожелать вас, и вы моя, — это для меня куда как удобно; но в этом случае вы не уподобите обладание вами глотку шампанского, вы отвергнете его, как уни­жающую вас пошлость: вы ставите условием симпатию, дружбу, прочность отношений. Прекрасно, — я при­нимаю это условие, но тогда расстаньтесь с мужем, с его богатством и именем, они более не принадлежать вам, это ясно, как день. Да и что ему делать, этому третьему, между двумя людьми, которые принад­лежать друг другу сердцем, телом и душою, по­тому что обладание есть великое присвоение любимого существа. И затем признайте справедливым и естественным, чтобы общество знало, что вы любите та­кого-то и принадлежите ему, и не бойтесь огласки. Но этого вы не хотите, вы хотите компромисса в мыслях, а в действительности невозможного. Любовник   друг, любовник или друг! Я был бы счастлив быть для вас первым, мог бы быть и вторым —  с горечью за вас и за себя, но третьим теперь и вблизи я не могу быть искренно. Чтобы не увязнуть в пошлости, лжи и противоречиях, чтобы эмансипи­роваться, т.-е. стать свободной на дл, как на словах, воздействовать примером на прогресс, женщи­на должна бесповоротно выбрать одно из двух начал: либо законы современного брака, либо фурьеризм; и если она хочет теперь же выступить из круга установленных отношений, она должна граждан­ски поставить себя независимо и взять себе одного или нескольких любовников, рискуя в современном обществе остаться со всеми своими детьми на руках, —  такова Жорж-Занд. Но нужно мужество, чтобы так поступать перед лицом общества, столь сурово карающего за явные грехи. Все остальное — противоречие. Утверждать, что женщина способна в том и в другом случай быть цельной и последовательной, не значить презирать ее.



2345
Загрузка...
Subscribe
Уведомления
guest
0 комментариев
Inline Feedbacks
View all comments
Top
Стихи о любви

Стихи о любви