Иоганн ШИЛЛЕР (1759-1805) познакомился в
3 августа.
Правда ли это, дорогая Лотта? Могу ли я надеяться, что Каролина прочла в Вашей душе и передала мне из глубины Вашего сердца то, в чем я не осмеливался себе признаться? О, какою тяжелою казалась мне эта тайна, которую я должен был хранить все время, с той минуты, как мы с Вами познакомились. Часто, когда мы еще жили вместе, собирал я все мое мужество и приходил к Вам, с намерением открыть Вам это, но мужество постоянно меня покидало. В моем желании я видел эгоизм, я боялся, что имею в виду только мое счастье, и эта мысль пугала меня. Если я не мог быть для Вас тем же, чем Вы были для меня, то мои страдания огорчили бы Вас, и моим признанием я разрушил бы чудную гармонию нашей дружбы, лишился бы и того, что имел, — Вашего чистого, сестринского расположения. И все же бывали минуты, когда надежда моя оживала, когда счастье, которое мы могли дать друг другу, казалось мне бесконечно выше решительно всех рассуждений, когда я даже считал благородным принести ему в жертву все остальное. Вы могли бы быть счастливы без меня, -но никогда не могли бы быть несчастной через меня. Это я в себе живо чувствовал — и на этом тогда построил мои надежды. Вы могли отдать себя другому, но никто не мог любить Вас чище и нежнее, чем я. Никому иному Ваше счастье не могло быть священнее, чем оно всегда было и будет для меня. Все мое существование, все, что во мне живет, все самое во мне дорогое посвящаю я Вам, и если стремлюсь облагородить. себя, то для того, чтобы стать более достойным Вас, чтобы сделать Вас более счастливою. Возвышенность душ — прекрасные и нерасторжимые узы для дружбы и любви. Наша дружба и любовь будут нерасторжимы и вечны, как чувства, на которых мы их воздвигли.
Забудьте все, что могло бы принудить Ваше сердце, и предоставьте говорить лишь Вашим чувствам. Подтвердите то, на что позволила мне надеяться Каролина. Скажите, что вы хотите быть моею, и что мое счастье не составляет для Вас жертвы. О, убедите меня в этом, — одним единственным словом. Близки друг другу наши сердца были уже давно. Пусть же отпадет то единственное чуждое, что стояло до сих пор между нами, и пусть ничто не мешает свободному общению наших душ.
До свиданья, дорогая Лотта. Я жажду спокойной минуты, чтобы изобразить Вам все чувства моего сердца, которые в тот долгий промежуток времени, что это единственное желание живет в моей душе, делали меня то счастливым, то снова несчастным. Как много еще должен я Вам сказать!
Не медлите отогнать навсегда мое беспокойство. Я влагаю в Ваши руки все счастье моей жизни. Ах, я давно уже не представляю его себе иначе, чем в Вашем образе. До свиданья, дорогая.
_________
Три раза вскакивала я сегодня утром с постели и подбегала к окну, заслышав лошадиный топот, и надеялась увидеть тебя, но нет; каждый раз то были телеги мельника, нагруженные тяжелыми мешками. Наконец я все-таки дождалась тебя, встала в четвертый раз — и это был ты! Я завидела тебя еще, когда ты шел через рынок, пока ты не завернул за угол. И сердце мое последовало за тобою, дорогой мой возлюбленный! Вчера был чудный, теплый день, мы были счастливы; такие мирные дни будут часто повторяться в будущем. Это собственно значит жить, — вновь обретать себя в объятиях любви, о, мир так тесен без этого!
Я только что отобедала, и должна была обедать одна, так как Лина приглашена ко Двору. Вечером и я отправлюсь туда; мне так странно среди людей, когда подумаю, что я могла бы быть с тобою, они проходят мимо, как тени, и мое сердце так мало нуждается в ощущении их реальности, ибо оно полно собою.
Что делаешь ты сегодня? Ах, мне хотелось бы знать это ежеминутно!
Наши вчерашние планы так ясны и светлы, И я верю, что они исполнятся. Если ты чувствуешь себя хорошо в Р., и если можешь ничего не терять для будущего, то все устроится, добрый отец, надеюсь, будет успокоен твоими объяснениями и сознанием того, что тебе у нас хорошо, что ты счастлив. И ведь ты будешь счастлив, милый, дорогой, неправда ли? О, мысль о том, что я смогу дать тебе радость, создать тебе спокойные чудные минуты, окрыляет мне душу!