Г. И. Успенский — А. В. Бараевой, впоследствии его жене
УСПЕНСКИЙ Глеб Иванович (1840 — 1902), писал эти письма А. В. Бараевой, ставшей впоследствии его женой, в период 1868
Петербург — (
Голубчик, 5 часов утра. Я работал отлично целый вечер и не спускал глаз с милого лица вашего, которое предо мною. Только это умненькое личико, только эта вера в наше будущее «вместе» опять держит меня теперь. Иначе бы умер, п. ч. на волосок от страшной тоски.
У нас, к счастью, опять снег и мороз; мне так и кажется, что зима, и что придет Бяшечка. Знаете, я до того привык работать возвратясь от вас, что сегодня, ей-Богу, нанял извозчика до ворот вашего дома и назад. И отлично — весело, хорошо.
Рука устала, пишу скверно, — но все-таки еще две строчки. Я вам писал в Москву, и по моим расчетам вы должны были получить его во вторник. Я удивляюсь, отчего вы не получили? «Отеч. Зап.» и «Раззорение» послал сегодня в Елец… Прочитал письмо Аркадия (?) к Анне Вас*. Он пишет с полстраницы и начинает «Мил. Гос.» Но как он любит вас! Мне кажется, что я не могу так пламенно любить; по крайней мер я на письме не могу передать вам, как я люблю вас, птичка моя, ласточка!..
Часы у меня перестали бить; хотя об гири висят, как следует. Это они по вас.
Повесть окончу к 25 числу, а, может, и раньше, и в апреле или в начале (мая?) уеду в Крапивну. Скучно мне здесь невыносимо, даже Деммерт как будто надоел.
Босиком не хожу и осенью. Впрочем, вчера утром зашел в один трактир выпить пива… В комнате и на столь у меня все по старому. Щетки, окурки, «Современник» (старый), лоскутки… На шкапу висит серое пальто, которым я подметаю пол… Все по старому — только вас нет и скучно-скучно мне, сиротинушке… …Видел я, что Анна Вас. посылает
вам из химической лаборатории какие-то штуки, надо быть, для туалета. Милая, зачем такая роскошь для народной школы?!
Голубчик мой! Красавица! Ангел мой! Ваши часики бьют сию минуту. Господи! Зачем вас нет… и зачем эти духи пачули!
* * *
Липецк, 2
… И во всяком случае мы будем жить. Ты заботишься обо мне? Ты больна, худенькая, мученица, девочка, беспокоишься за меня… Думал ли я когда-нибудь! Я думал, что кроме ругательств за неотдачу 3 руб. как.-ниб. Сорокину — ничего не будет в моей жизни. Ты, милый, хороший друг мой! Люблю тебя всей душой и не уйду от тебя никуда и никогда. Ангел мой и друг дорогой. Я об том только и просил тебя, чтобы ты не думала, что будешь (нуждаться?) в Петербурге. Чтобы ты раз навсегда решилась. Как не велико сквалыжничество писателей-редакторов — они все-таки сами придут ко мне и во всяком случай не дадут умереть с голоду…
… Нервы твои расшатаны хуже моего. И я смею еще более мучить тебя! Твои бледные губы, бледное личико твое, славная моя, добрая, бесценная моя умница. Господи! Если б мне поздороветь нервами и телом — как бы я берег каждую минутку твою! Я готов заплакать теперь от этого — верь мне, — но у меня слезы во всем лице, глаза режет, а не плачу. Прости меня, крошка, голубчик, в последний раз!
Твой всегда Глеб.
* * *
12 декабря (
Дорогой, дорогой друг мой Бяшечка. Я приеду, приеду к тебе, милая моя, как только достану денег. Я хочу к тебе давно и каждый день собираюсь ехать, но ты себе представить не можешь, сколько у меня неприятностей и зацепок. Писать я тебе не пишу, потому что каждый день думаю уехать завтра — и нельзя. Теперь я уеду скоро, непременно через несколько дней, — если можешь, погоди спокойно, — а то я мучаюсь, читая 2 последние письма твои. Милый друг, как тебе худо и как я глуп и скот, что пришлось устроить житье врозь… Могу ли я взяться за перо и о чем-нибудь тебе писать, когда я хочу тебя видеть? А Саша, — идет ли он с ума у меня? Милый друг, если можно, погоди несколько дней — теперь скоро я пр1еду и останусь до апреля. Неужели ты думаешь, что сидеть одному, когда Саше год, — хорошо? Могу ли я писать в такую минуту что-нибудь толково и подробно? Ты поймешь это и простишь меня.
… Я ужасно рад, что ты познакомилась с Тургеневым — это отлично. Ты узнаешь, что значит и что такое настоящий писатель, а не та с……, которая пишет теперь вместе со мной… Впрочем, Забелло вылепил мой бюст, который будет на выставке в Акад. Худ. Я к нему ездил от тоски 5 раз по 2 часа. Это просто от тоски, у меня перо валилось из рук все время, — а что я буду рассказывать тебе о том, что пишу, когда я пишу чушь. Я на 10 лет вперед знал каждый свой теперешний день, и знаю, что будет. Что же мне писать тебе и говорить тебе об таком вздор. Уверяю тебя — все это вздор — и бюсты, и похвала, и книги, и писания мои — от этого я и не говорил тебе об этом ничего никогда. Итак, ради Бога, как это ни странно кажется тебе — все, что я делаю, — если даже и злюсь, — все это исходит из любви к тебе, настоящей любви, пойми ты это и верь… без всяких дурных мыслей о себе (так как ты о себе плохо думаешь)…
* Сестра Алекс. В-ны
Загрузка...