Лорд БАЙРОН (1788-1824) в многочисленных письмах к невесте (1813-15)мисс Мильбэнк скорее выражает свое уважение к ней, чем любовь, что служило плохим предзнаменованием довольно несчастливого супружества. Его отношения к сводной сестре, Августе Лейг, будто бы послужили мотивом к разводу его с женой через год после свадьбы. В
4, Беннет-Стрит, 25 августа 1813.
Чувствую себя чрезвычайно польщенным Вашим письмом и намерен тотчас же засвидетельствовать его получение. Прежде чем приступить к ответу на него, позвольте мне (как можно кратче) коснуться событий, разыгравшихся прошлою осенью. Много лет протекло с тех пор, как я познакомился с женщиною, открывшей передо мною перспективу действительного счастья. Затем я увидел женщину, на которую не имел никаких притязаний, кроме тех, что мог возыметь надежду быть еще услышанным. Молва шла, однако, что сердце ее свободно; по этой причине леди Мельбурн взяла на себя труд узнать, будет ли мне дозволено поддерживать с вами знакомство до возможности (правда, весьма отдаленной) возвысить его до дружбы и, в конце-концов, до еще более теплого чувства? В ее рвении — дружественном и потому простительном, она вышла, до известной степени, за пределы моих намерений, сделав вам прямое предложение, о чем я жалею лишь постольку, поскольку оно должно было показаться вам дерзким с моей стороны. В истинности этого вы убедитесь, если я скажу Вам, что недавно я указывал ей на то, что она невольно чересчур выдвинула меня, в ожидании, что такое внезапное открытие будет принято благосклонно. Я упоминал об этом лишь мимоходом, в разговоре, и без малейшей раздражительности или неприязни к ней. Таково было первое приближение мое к алтарю, пред которым, если судить по вашим чувствам, я принес лишь новую жертву. Если я употребляю выражение «первое приближение», то это может показаться Вам несовместимым с некоторыми обстоятельствами моей жизни, на которые вы, очевидно, в одном месте вашего письма намекаете. Тем не менее, оно соответствует фактам. Я был в то время слишком молод для женитьбы, но не для любви, и то было первое или посредственное приближение в видах длительного союза с женщиною, и, вероятно, попытка эта останется последнею. Леди Мельбурн поступила правильно, объявив, что я предпочитаю Вас всем остальным женщинам; так это и было и есть до сих пор. Но я не испытал разочарования, так как в сосуд, переполненный горечью, невозможно влить еще хотя бы каплю. Мы сами себя не знаем; но, несмотря на это, я не думаю, чтобы мое самолюбие было тяжко ранено этим обстоятельством. Напротив, я чувствую какую-то гордость при вашем отказе, — быть может, большую, чем могла бы внушить мне склонность другой женщины; ибо отказ этот напоминает мне о том, что я считал себя некогда достойным любви той женщины, которую всегда высоко ценил, в качестве единственной представительницы всего ее рода.
Теперь о Вашем письме, — первая часть удивляет меня не тем, что Вы должны были чувствовать склонность, а тем, что она могла оказаться «безнадежною». Будьте уверены в этой надежде, равно как и в предмете, к которому она относится. О той части письма, которая касается меня, я мог бы сказать многое, но должен быть краток. Если бы Вы что-либо обо мне услышали, то, по всей вероятности, это будет не неверно, но, быть может, преувеличено. По поводу каждого вопроса, которым вы меня удостоите, я охотно сообщу вам обстоятельные сведения, или признаю правду, или опровергну клевету.
Ради одной нашей дружбы должен я быть чистосердечен. В моей груди живет чувство, относительно которого я не могу поручиться за себя. Сомневаюсь, удержусь ли я от того, чтобы любить Вас, но могу сослаться, по-видимому, на мое поведение за время, протекшее с того объяснения; каковы бы ни были мои чувства к Вам, Вы обеспечены от преследований; но я не могу притворяться равнодушным, и это не будет первым шагом, по крайней мере, в некоторых отношениях, — от того, что я чувствую, к тому, что я должен чувствовать, согласно вашему желанию и воле.
Вы должны простить мне и обдумать, что, если бы Вам в моем письме что-либо не понравилось, то писать Вам вообще — для меня задача трудная. Я оставил многое невысказанным и высказал то, чего не намеревался сказать. Мой предполагавшийся отъезд из Англии замедлился вследствие известий о чуме, ит. п., И я должен направить мой бег к более доступным берегам, по всей вероятности, к России. У меня осталось место лишь для подписи.
Неизменно ваш покорный слуга
Байрон.
(1816)*
Последнее слово — оно будет кратко — и таково, что ты должна его выслушать. Ответа я не ожидаю, да он и лишний; но выслушать меня ты должна. Я простился сейчас с Августой, единственным существом, которое ты мне оставила еще, и с которым я могу еще проститься.
Куда бы я ни поехал, а еду я далеко, — нам с тобою нельзя встречаться, ни в этом, ни в будущем мире. Взгляни на это, как на искупление. Если бы со мною что приключилось, будь ласкова к Августе, а если и ее не станет, — то к ее детям. Ты знаешь, что я недавно составил завещание в пользу ее и ее детей, так как о наших собственных детях позаботились раньше иным и лучшим образом. Это не должно оскорблять тебя, ибо в то время мы еще не ссорились, и, согласно нашему уговору, это не имеет влияния на твою жизнь. Поэтому, будь к ней ласкова, ибо она никогда не говорила и не поступала по отношению к тебе иначе, как друг. Подумай о том, что если для тебя может быть выгодно лишиться супруга, то для нее печально знать между собою и братом - моря, а впоследствии — чуждые страны. Быть может, ты припомнишь и то, что ты обещала мне некогда. Повторяю это, ибо глубокая неприязнь ослабляет память. Не считай обещание это неважным, ибо оно было обетом.
………..Камень в перстне не имеет ценности; но в нем есть волосы короля*, который в то же время был моим предком, и я желаю, чтобы перстень был сохранен для мисс Байрон…
Преданный тебе
Байрон.
* Последнее письмо Байрона к супруге перед его отъездом из Англии. Первоначальный текст теперь трудно восстановить; существует только список письма, изготовленного по памяти для Августы Лейг одним из друзей Байрона — Ноbhouse.
* Король Шотландии Яков I, от которого по прямой линии происходила мать Байрона.