Уго Фосколо — Антониетте Фагнани-Арезе
Уго ФОСКОЛО (1778-1827), известный итальянский поэт, поклонник Наполеона, среди многочисленных своих увлечений, впрочем, всегда достаточно искренних и ярких, любил прекрасную Миланку — Антуанетту Арезе (1801-1802), вдохновившую его на многие стихотворения.
Июль или август 1801.
О, теперь я чувствую, что люблю тебя и должен любить вечно. Благодарю, небесное создание, тысячу раз благодарю. Я осыпал твое письмо поцелуями и оросил благодарными слезами. Я перечитываю его снова и снова, прижимаю к груди, как драгоценный и священный клад. О, Антониетта, неужели ты пишешь мне? Твой старый друг не может поверить тому, что ты, окруженная таким множеством людей высшего света, могла обратить взоры на грустного, несчастного юношу; у него ничего нет, кроме сердца, которое доставляло ему до сих пор одни лишь страдания. И я отдаю тебе это сердце. Надеюсь этим путем отблагодарить тебя за чудный дар, принесенный мне тобою. Клянусь, что я первый никогда не разорву этих драгоценных уз, благодаря которым моя жизнь, до сих пор такая печальная и страдальческая, превращается в сверхсчастливую. О, моя Антониетта, глаза мои полны слез, которые так сладко бегут по щекам, что твой поцелуй едва ли мог бы быть слаще, а ты посылаешь мне их целую сотню. Но тебе пришлось несколько раз слечь в постель! Если я тебе дорог, то следи за собою тщательно; день, в который ты заболела бы, может принести мне смерть, поэтому молю тебя об этом. О, если бы я мог навек поддержать в тебе твою красоту и молодость! Как полюбили мы друг друга? Не знаю; смотрю на это событие, как на дар неба. Когда я буду тебе рассказывать историю моей любви к тебе, как я тебя узнал, как в страхе и трепете полюбил.. . . . . . . . . . , то ты посмеешься над бедным твоим Фосколо, но в то же время почувствуешь к нему и сострадание.
Ты извинишь мне одну минуту; бьет полночь; слуга ждет, чтобы раздеть меня; хочу послать его спать, было бы несправедливо, если бы несчастный малый не спал из-за нас. Так я могу писать тебе свободнее.
Итак, о моем «друге». Друг? За всю жизнь я имел двух друзей, которых удары судьбы разделили со мною и загнали одного сюда, другого — туда; они делили со мною радости и страдания, любили меня и любят до сих пор, хотя между нами лежит много милей. Друг? Кто тот сумасбродный человек, который, хвалясь, что обладает моею дружбою, набросал тебе мой портрет в таком отвратительном виде? Впрочем, я благословляю его за то, что он этим путем открыл мне дорогу к твоей любви. Что он считал мою внешность отвратительной, пусть, — я сам себе говорю это, хотя, сказать правду, я испытываю теперь нечто в роде бешенства по этому поводу; но в нравственном отношении? Нет, ни один бесчестный поступок не запятнал моих дней. Быть может, у меня есть большие или меньшие недостатки, но я могу со спокойною совестью утверждать, что обладаю преимуществами, неизвестными большинству людей. Я знаю, что меня обвиняют в чрезмерной гордости, благодаря ей, я кажусь невыносимым некоторым вздорным людям, с которыми обращаюсь свысока. Если же я вижу себя окруженным стаей лисиц и собак, равно как и других представителей общества, льстивых и злобных, то естественно, что я поднимаю львиный рев, с целью их напугать. Между ними и мною не может быть перемирия. Ибо я чувствую в себе возвышенную душу, и она не хочет запятнать себя грязью этой знатной, благоприличной сволочи.
Они правы, — для них я отвратителен, так как они признают прекрасным лишь того, кто на них похож. Я верно изобразил себя, со всеми моими безрассудствами, в Ортисе, и надеюсь, что ты в моем характере найдешь много редкого, но ничего отвратительного.
Загрузка...