Иоганн ГЕЛЬДЕРЛИН (1770 — 1843), поэт — романтик, был юношески влюблен (около
Что мы за люди-дорогая! Эта минута, проведенная мною у тебя, мнится, была счастливее, чем все мои часы с тобою. Невыразимо хорошо было мне, когда я шел по горе и чувствовал еще на губах твой поцелуй. Я с таким жаром глядел кругом, я мог бы обнять весь мир, и до сих пор это чувствую! Твои фиалки стоят передо мною, Луиза! Я сохраню их пока возможно.
Ты читаешь Дон-Карлоса, я также буду его читать, по вечерам, окончив работу.
Я в самом деле пишу стихи без памяти — должен послать пакетец доброму Шубарту.
Во время прогулок сочиняю стихи и заношу в мою аспидную записную книжечку, и о ком, как ты полагаешь? о тебе! о тебе! а потом все стираю. Это я и делал, когда увидел тебя спускающеюся с горы.
О, дорогая! о Боге и обо мне думаешь ты, сидя в твоей комнатке? Оставайся такою, ты, быть может, единственная из сотен.
Придет ли сегодня сестра твоя, фрейлейн Вильгельмина? Послала ли ты ей письмецо? Или передашь ей его теперь? Я слышал, что она чувствует себя лучше. Я еще должен послать письмецо Бильфингену, но вижу, что это невозможно раньше завтрашнего дня.
Если бы я всегда был так счастлив, как теперь! Но я люблю тебя во всяком настроении, и поэтому положение мое не из худших. Думай чаще обо мне. Ты знаешь: неразлучно
твой Гельдерлин.
Что это было за письмо, дорогая!.. Если бы ты могла видеть, как я проливал слезы искреннейшей радости при этом новом доказательстве твоей невыразимо-сладкой, счастливящей любви, как искренне чувствовал я в ту минуту, что я в тебе имею, и как моя жизнь течет весело, покойно. О, дорогая девушка! Твоя любовь и в разлуке — счастье. Эта тоска по тебе — счастье для твоего возлюбленного, ибо каждое мгновенье говорит мне что и ты так же тоскуешь обо мне, что для тебя эти годы так же бесконечно — долги, как и для меня. А еще одиннадцать недель до Пасхи, дорогая! Разумеется, это смешно, еще одиннадцать недель — или будем так утешать друг друга — а потом, о, Луиза, Луиза, потом… Я не могу назвать блаженства, которое ожидает меня в твоих объятиях – буквы — лишь буквы, и лучше я дам тебе почувствовать, как это ожидание поднимает мою душу. Ты ведь еще помнишь милые слова нашего последнего свидания? Глубоко ли они запали тебе в душу? О, Луиза! Они — моя вечная мысль в одиночестве, мое единственное занятие в счастливые минуты, посвященные тебе.
А твой сон? Чудная, дорогая девушка, отчего я так счастлив? Но насколько я был бы блаженнее, если бы мог излить в твоих объятиях мое полное счастья сердце! Я так счастлив, когда вспоминаю, как часто я терпеливо, с душою, полною тоски, ждал на том местечке, пока не увижу дорогую у окна, и как восхищала меня мысль, что ты ни на кого не смотришь во всем огромном мире, кроме твоего Гельдерлина, что я один живу в твоей груди! Луиза! Луиза! Когда я увидел тебя, выходящею из твоего дома навстречу крестному ходу — все это во мне еще так живо: Чудная, величественная процессия, милые глаза, глядящие на меня снизу, и ожидание счастливой минуты, так ясно написанное на твоем лице, — земля и небо исчезли перед нами в тиши сумерек. А добрая Генрика, в самом деле, у тебя? Да воздастся ей в ее новой жизни тысячекратно за ту дружбу, которую она нам выказывала. С ее радостною и ласковою душой она, наверное, будет счастлива и осчастливит своего супруга.
Помнишь счастливые дни в Леонберге — помнишь восхитительные часы? Часы самой пламенной, самой сладкой любви! О, Луиза, разве невозможно пожить у добрых людей где-нибудь вблизи тебя? Разве я не заслужил еще этого? Достигнуть такого счастья — и снова вечные планы… но ведь это и ты переживаешь, дорогая душа! Дни, проведенные в Леонберге, были чересчур хороши, чтобы не вспоминать о них постоянно. Ах, отъезд!
Сладкая боль залила мне душу и сопровождала меня всю дорогу. Лишь когда я увидел горы вблизи Нюртингена, а Леонбергский лес мало-помалу исчез за мною — лишь тогда полились из глаз моих слезы горчайшей боли — и я долго стоял на месте. Остальная часть моего пути снова показалась мне такою же горькою, как прежде. — Тысяча поклонов твоим сестрицам, а также и фрейлейн Кейфелин; пожелай от меня к новому году проворства ее кисти.
Спи покойно, дорогая! Люби меня, как любила до сих пор. Вечно
твой Гельдерлин.