Франсуа ШАТОБРИАН (1768-1848), исчислявший свои любовные победы сотнями, встретил однажды (1830), будучи уже 62 лет, в Пиренеях, молоденькую провансалку, с которой он раньше переписывался, и которая, кажется, была к нему неравнодушна. Память их уединенных романтических прогулок в горах, поросших вереском, запечатлена в восхитительном, очень длинном письме, почему-то не вошедшем в Мемуары Шатобриана. Мы приводим здесь только часть его.
Видишь ли, если я позволю своему безумию овладеть мной, я не буду уверен, что буду любить тебя завтра. Я не верю самому себе, я не знаю себя. Страсть пожирает меня, и я готов заколоть себя или смеяться. Я обожаю тебя, но через минуту я буду любить больше чем тебя шум ветра среди скал, плывущее облако, опадающий лист. Потом я буду молиться Богу со слезами, потом представлять себе небытие. Хочешь доставить мне счастье? Сделай одно: отдайся мне. Потом позволь мне пронзить твое сердце и разбить его…* Осмелишься ли ты теперь уединиться со мной в эту Фиваиду? (Они прогуливались в уединенном месте, в каком-то горном ущелье).
Если ты мне скажешь, что любишь меня как отца, ты внушишь мне ужас. Если ты думаешь, что любишь меня как любовница, я тебе не поверю. В каждом юноше я буду видеть соперника, которого ты предпочтешь мне: Твое уважение заставит меня почувствовать мои годы, твои ласки отдадут меня во власть самой безумной ревности. Знаешь ли ты, что у тебя есть улыбка, которая раскроет мне весь ужа моих недостатков, подобно тому, как луч солнца озаряет глубину бездны. Очаровательное существо, я тебя обожаю, но не возьму тебя. Ищи себе юношу, руки которого могут грациозно сплестись с твоими, но не говори мне об этом. Думай о том, что ты должна пережить меня, что еще долго будешь молодой, когда меня не будет уже на свете. Вчера, когда ты сидела рядом со мной на камне и когда ветер шумел в вершинах сосен, подобно морским волнам, я думал, изнывая от тоски и печали: достаточно ли легка рука моя, чтоб ласкать эти белокурые волосы? Зачем иссушать поцелуем губы, готовые прильнуть к моим, чтобы подарить мне молодость и жизнь? Что может она любить во мне? Призрак, который разрушит действительность. И, в то же время, когда ты склоняешь свою прелестную голову на мое плечо, когда опьяняющие слова слетают с твоих уст, когда твои руки готовы обвить меня, как гирлянда цветов, мне нужна вся гордость моего возраста, чтобы победить сладостное искушение, от которого я краснею. Вспомни о страстном тоне произносимых мною слов и когда полюбишь красивого юношу, спроси самою себя — говорит ли он так, как я тебе говорил, любит ли тебя с такой силой, с какой я тебя любил… А! не все ли равно! Ты заснешь в его объятиях, твои уста сольются с его устами, твоя грудь прижмется к его груди, и вы проснетесь упоенные; что будут значить для тебя слова, сказанные когда-то на полях вереска?
* Два неразборчивых слова.