Все началось очень давно и совсем недавно.
Ты впервые пришел в мой кабинет худеньким семиклассником с огромными светлыми глазами. И ничем особенным не выделялся, разве что фамилией. В толпе одноклассников, окружавших меня на переменках, ты пробирался ко мне поближе и задавал вопросы, ответы на которые требовалось дать тут же, немедленно. Мы говорили и говорили. Со всеми враз и с каждым отдельно. Не было и нет у меня ничего дороже этого общения.
Так прошли два года. А в 9 классе как-то незаметно оказалось, что я рассказываю физику только тебе, на уроке вижу тебя каждую минуточку, знаю, когда ты выучил, а когда – нет. Очень огорчало меня твое отношение к моим урокам. При твоем уме иметь «тройку»… А последней каплей, наверное, стал кирпич. Большой, мягкий, плавно огибающий маленькую круглую Землю. (Честно говоря, я не помню этого момента. Мне рассказал о нем ты). Папа пришел в школу, а как же! Но все равно на выпускном в 9 классе ты обернулся ко мне и с иррациональной радостью заявил, что у тебя одна «3» в аттестате, и та по физике.
Десятый прошел так же. Ты весь год не смотрел на меня и не слушал моих объяснений. Я помню только тетрадку с написанными по диагонали строчками. А вот в 11 многое изменилось. Вдруг, поднимая на тебя глаза, я стала встречать твой взгляд. Внимательный, иногда критический, иногда насмешливый, но всегда неравнодушный. Ты начал понимать, о чем я говорю, и вступал в разговор. Милый мой, как же я была рада!
Но недолгой была моя радость… Ты уезжал. Уезжал навсегда. В другую страну. До сих пор не могу себе простить, что не настояла на досрочной сдаче экзаменов для тебя. Можно было бы выдать тебе аттестат. Что ж, сделанного не вернешь.
Ты практически забросил школу и ходил лишь на мои уроки. Я по-прежнему рассказывала урок только для тебя, искала в тебе подтверждение и понимание. И вот он наступил, этот день, 22 декабря. После обеда уходил твой поезд. Помню, как ты пришел в школу прощаться со мной. Мы стояли на лестничной клетке и молчали. Только смотрели друг на друга, глаза в глаза. Я не могла сказать ничего, спазм в горле, буря чувств внутри и смутное ощущение чего-то жутко несправедливого и нереального. Разум понимал, что завтра на уроке тебя не будет, что ты вообще больше не придешь на мои уроки, но душа, сердце отказывались этому верить… Молчала я. Молчал ты. Я молчала, потому что была УЧИТЕЛЬНИЦА. И ты не решился ничего сказать по той же, вероятно, причине. Все, больше ни слова, иначе опять слезы ручьем потекут.
И началась жизнь без тебя. Знаешь, в других классах кто-то же сидел на этом месте, но для меня оно навсегда связано только с тобой. Я не помню ни одного другого ребенка, сидевшего там. Теперь оно опустело. (Ну вот, я опять плачу, не могу удержаться. Прости меня. Я знаю, ты не любишь, когда я плачу…).
Сказать, что мне было тяжело – значит, не сказать ничего. Как выразить словами ту панику, то смятение, когда я поднимала глаза и не видела тебя.
Как ты устраивался, рассказывали ребята. Пока они еще учились. После выпускного и эти скудные известия стали для меня недоступны. Разъехались кто куда твои друзья, редко-редко кто-нибудь из них говорил, что у тебя нового. Я помнила о тебе всегда, каждый день, все эти годы. Надеюсь, и ты помнил обо мне. Ты приезжал сюда. Дважды вы с ребятишками приходили в гости. Из худенького прозрачного мальчика ты превратился в настоящего немецкого бюргера. Разговаривали, как и раньше, все сразу и обо всем враз. А я не смела даже как следует разглядеть тебя, смотрела украдкой. Слушала твой голос. Ага, мы фотографировались. Почему-то все разбежались и оставили нас вдвоем. Я хорошо помню, как махнул рукой фотограф: мол, стойте так. Так и стоим на той давнишней фотографии 8 лет назад: ты, я и Мурзик.
Ты приезжал еще не раз, но мы так и не виделись. Последняя несостоявшаяся встреча очень больно ранила меня. Я знала, что ты приедешь, что обещал зайти. Ждала. Лето подходило к концу. Случайно на улице встретила маму твоего друга, разговорились. Между прочим она сказала, что ты уже уехал. Я оторопела: «Когда?» — «Недели две назад». Мир рухнул. Не помню, говорили ли мы с ней еще о чем-то, скорее всего, я скомкала разговор и попрощалась. В голове была только одна мысль: «Я тебе больше не нужна». Ты повидался с товарищами, ровесниками, а про старую учительницу не вспомнил. С этим тяжелым осадком в душе я жила больше года. Каждый раз, думая о тебе, я горько улыбалась – «не нужна…». Разумеется, я говорила себе, что это закономерно, что так и должно быть, но обида и скорбь все равно оставались. И когда на Одноклассниках я видела твою фотографию, и рука тянулась написать тебе, меня останавливало это «не нужна».
Тем неожиданнее оказались три письма от тебя, написанные в твой день рождения. Ты писал о себе, о своей жизни. И о том, что сидел в нашем дворе и не вспомнил номер моей квартиры… Господи, да надо было обойти их все!… А я?… Я была дома и не почувствовала тебя, не вышла! И только тогда я в полной мере поняла, какую тяжесть носила в сердце все это время. Ты помнил обо мне, ты приходил. Но по стечению обстоятельств нам не удалось увидеться. При таком сумбуре в голове я ответила тебе как учителка в самом плохом смысле этого слова. Слова шли не от души, а были холодными и казенными. Дежурные штампованные фразы, естественно, не вызвали в тебе желания продолжать переписку. Я знала, что написала неправильные письма, и мучалась от этого. Написать тебе новые не могла решиться.
И неизвестно, что бы было дальше, если бы не сон. Знаешь, мне очень редко снятся сны. Этот был ярким, очень эмоциональным и реальным. Все происходило как наяву. Мы с компанией собрались отмечать Новый год в каком-то кафе или ресторане. Пришли слишком рано, и нас пустили в подсобку другого подобного заведения. Там мы прилегли на что-то больше всего похожее на школьные маты. Рядышком с нами прилег один из официантов. С удивлением я узнала в нем тебя. Спрашиваю: «Что ты тут делаешь? Да еще в таком виде!» А ты отвечаешь, что не знал, как иначе ко мне приблизиться, чтобы я тебя заметила. И тут во сне я впервые сказала тебе те слова, которые повторяла позже не один раз: «Я очень тебя люблю, я очень тобой горжусь!» Ты облегченно вздохнул и, нежно-нежно гладя меня по щеке, очень ласково сказал: «Как давно я ждал от тебя этих слов…» А потом мы шли по ночному городу. Падал снег, мягко горели огни фонарей, ты крепко держал меня за руку. Наши почему-то не удивились, увидев нас вместе. Я шла рядом с тобой и не могла поверить в реальность происходящего, ощущение невероятного счастья переполняло меня. Вы посадили меня на качели и строго-настрого приказали никуда не уходить, за чем-то надо было вам отлучиться. Внезапно эти качели стали такими высокими, выше всех домов. Вокруг меня было только небо, без единого облачка, ясное голубое небо. Мне стало страшно: высота огромная, а я так ее боюсь. Но я вспомнила, что ты обещал прийти и забрать меня отсюда, и успокоилась. В этом состоянии непередаваемого счастья я проснулась.
И отчетливо поняла, что невозможно оставить все так, как оно было. Школа готовилась к празднованию своего 25-летия. Мне было совсем не до праздника. Я сделала финальную песню, как меня просили, и сочла свой долг выполненным. В кафе я не пошла. Вместо этого мы с подругой сидели на моей кухне и приканчивали бутылку красного вина. Собиралась с духом. Вечером вышла на сайт, открыла своих друзей и окаменела. Поиск показал, что тебя нет у меня в друзьях. Искала вручную, просматривая страницу за страницей. Результат тот же…. Кинулась в сообщения – не могу найти и там! Пролистала их до 7 октября – нет! Что делать? Паника… Стала искать у ребят. У одной – тоже не нашла тебя в друзьях, но увидела твоего друга. Зашла к нему. Уффф! Есть! И первый раз в жизни написала я эти слова: «Я написала тебе не все, что хотела. Я очень люблю тебя, я очень горжусь тобой и я верю в тебя. У тебя все получится». С этих слов и началась наша переписка. Ты ответил, я была очень рада. Нет, не очень рада, а бесконечно счастлива. Почти как в моем сне. Каждый день я бежала домой и включала компьютер, читала твое сообщение, писала ответ. И уже не представляла, как жить без этого. Через неделю я осторожно спросила, как тебе удалось незаметно удалиться из моих друзей и получила ответ: «А я там был?» Ошарашенная, пригласила тебя в друзья, ты принял приглашение. Сообразив, что там отсутствуют и другие нужные люди, я тут же отправила приглашения ребятам, которых коротко зову «наши». Теперь я собрала почти всех снова вокруг себя.. Возобновилось и продолжилось наше с ними общение: аська, телефон, сайт.
Но настал день, когда я не получила весточки от тебя. Не зная, что и думать, как объяснить твое молчание, я снова вспомнила пресловутое «не нужна»… Письмо пришло на следующий день. Ты высказался просто: шабат. Я очень старалась выбирать слова, но ты, видимо, все-таки почуял мои эмоции и с тех пор стал предупреждать меня о своем отсутствии. В то время ты очень заботился обо мне.
Потом на смену письмам пришло общение онлайн. Мы снова говорили обо всем на свете. Немного найдется предметов и тем, о которых я не могла бы сказать твоего мнения. И лишь та тема, которая интересовала меня больше всего, была у нас под негласным запретом.
У тебя был непростой период: учеба отнимала много сил и времени. Мне хотелось бы помогать тебе побольше, я с радостью вообще училась бы вместо тебя! Увы, мои возможности оказались весьма ограниченными. Я жила тобой, твоими чувствами, твоими радостями и огорчениями. Настолько крепкой стала эта зависимость, что я болела с тобой одновременно. Твои хандра и депрессия стали моим обычным состоянием.
На Новый год ты поехал в Питер. Я плакала, потому что прерывалось наше общение, причем на долгое время. Выход был найден: мы обменялись номерами мобильников. Утром 28 декабря я взяла телефон в руки и даже на доске писала, держа его в левой руке. Ведь ты должен был написать о приезде. Весь день я не расставалась с сотовым. СМС пришла только вечером. Вы ехали домой. Около 10 раздался звонок, такой долгожданный и желанный! Ты…Ты второй раз в жизни говорил со мной по телефону и не узнал мой голос. А твой – твой был таким родным, с новыми интонациями, сквозь которые слышались прежние нотки. Только ты стал больше заикаться, или мне это показалось. Может, волновался. Не смейся, но с тех пор я даже сплю с телефоном у подушки. А на работе он лежит рядом с твоей фотографией на моем столе.
Мы перезванивались не так часто и говорили не так долго, как бы я этого хотела. Однако это было живое общение. Если можно назвать живым человека, упившегося до коматозного состояния… Таким ты мне приснился второй, и последний, раз.
В каком-то крытом переходе, типа перехода в школьный внутренний дворик, организовали торговлю блинами. Огромные стопы румяных блинчиков были расставлены на скамейках и столах. Знакомая продавщица пропустила меня из дворика наружу через прилавок. На скамейке вместе с другими сидел ты. Я удивилась: «Ты же не хотел приезжать к нам! Как ты тут очутился?» Присела рядом с тобой. И все вокруг исчезло, остались только мы вдвоем. Ты говорил взахлеб, рассказывал мне о чем-то, спрашивал и не ждал ответа, продолжал говорить. Я смотрела на тебя, не отрывая глаз, и не вникала в слова. Просто слушала твой голос. Видела твое лицо близко-близко, удивлялась цвету твоих серых(!) глаз… Ведь в школе они были как тающий лед! Потом ты покачнулся, твои губы оказались слишком близко. И я ласково коснулась их своими губами. В твоих глазах для меня сосредоточился весь мир. Я видела только их. Сначала в них появилось удивление, даже изумление, потом – понимание случившегося, а потом они засияли такой нежностью и теплотой… И уже ты потянулся ко мне губами. Согретая твоей нежностью, я проснулась.
К сожалению, я не умею разгадывать сны.
Тебе нужно было возвращаться. Повторялась пытка автобусом. Из дома ты написал, что доехал. Я ждала вечера следующего дня. Но ты не вышел на сайт. Твой сотовый был недоступен. Что было со мной, невозможно описать. Ведь любой твой форс-мажор ввергал меня в такое буйство эмоций, не поддающихся разуму, а проще говоря – в панику. (Ты заметил, как часто, описывая свое состояние, я использую это слово?)
Утром следующего дня я прочитала все твои письма. Наше общение продолжалось. Но что-то неуловимо изменилось. Ты стал холоден со мной. Исчезли твои ласковые «споки-ноки», им на смену пришло ничего не значащее «пока». Может быть, я сама виновата в этом, не знаю. Мне трудно судить объективно, слишком мало сведений о твоем отношении ко мне. Попытка выяснить это едва не кончилась разрывом отношений. Вдруг оказалось, что нам не о чем говорить. И чтобы получить ответ, я должна была задать вопрос. И молчание могло длиться бесконечно. Кажется, тебя вполне бы устроил вариант «Добрый вечер» — «Пока». Я? Я очень страдала. Вернулся к жизни старый комплекс «не нужна». И если бы ты сказал, что не хочешь получать от меня письма, я молчала бы. Молчала до тех пор, когда снова понадобилась бы тебе. И совсем неважно, как досталось бы мне это молчание. Я никогда не сделаю ничего, что ты не хочешь. Я просто очень люблю тебя. Молчала же больше 10 лет.
К счастью, кризис миновал. Ты выходишь на связь четыре дня в неделю, пишешь мне свои ежевечерние 12 предложений. Конечно, я рассказываю о себе больше и подробнее. Кажется, тебе нравится получать от меня письма. Потому что когда я молчу, ты спрашиваешь, писала ли я тебе.
Мне так хочется стать близкой для тебя, ощутить твою любовь и нежность. Знаешь, а я ведь даже ребеночка согласна родить. Твоего ребеночка. Только очень смутно представляю сам процесс сотворения этого человечка. Нет, начало я придумала… Вокзал, перрон, поезд. Ты выходишь из вагона и проходишь мимо, не узнав меня. Я смеюсь, ты возвращаешься. Я смотрю на тебя, и в моих глазах – звезды… Дальнейшее пока не придумала. Ведь не было между нами ничего: ни объятий, ни поцелуев, ни даже касания рук. И будет ли? Не факт…
Сейчас я спокойна. Общение наше продолжается. В будни – на сайте, в субботу – по телефону. Без этого общения я умру, пусть не физически. Ты – моя жизнь, мое счастье, моя боль и моя мука. Ты – моя судьба. Я не знаю, хотел бог наградить меня этим или наказать, но в любом случае я ему благодарна.
P.S. Дальше? Ах, дальше… 3 июня 2010 года он женился. Меня больше нет.
Город: